В конце сентября 2025 года медь впервые за три года преодолела психологически значимую отметку в $10 000 за тонну, закрепившись выше этого уровня. По данным Лондонской биржи металлов (LME), котировки подскочили до $10 355, а затем стабилизировались около $10 200. Этот рубеж — не просто цифра, а символ перехода рынка в новую фазу, где дефицит сырья, технологические сдвиги и геополитика формируют устойчиво высокие цены.
Рост происходит на фоне системного дисбаланса: спрос уверенно опережает предложение, а возможности для его быстрого восстановления ограничены долгими циклами разработки месторождений и хроническим недофинансированием новых проектов.
Кризис предложения: от Грасберга до Чили
Триггером стал форс-мажор на индонезийском руднике Грасберг — втором по объёмам производстве меди в мире. После оползня и человеческих жертв компания Freeport-McMoRan приостановила поставки, что вызвало волну паники среди покупателей и трейдеров. Потери могут достигнуть сотен тысяч тонн, а сроки восстановления остаются неясными.
Этот инцидент стал последней каплей в условиях и без того напряжённого баланса. Goldman Sachs пересмотрел прогнозы: совокупное сокращение поставок в 2025–2026 годах оценивается в 525 тыс. тонн — объём, способный нарушить равновесие даже на крупном рынке.
Дополнительное давление исходит от Чили, лидера мировой добычи. Страна сталкивается с ускоренным истощением рудников, падением качества сырья и частыми остановками из-за социальных протестов. Планы увеличить добычу до 6 млн тонн к 2027 году выглядят маловероятными — слишком велики технологические и политические риски.
Физический дефицит подтверждается и биржевыми данными. Запасы меди на LME, ShFE и COMEX с февраля 2025 года сократились почти на 40%, достигнув многомесячных минимумов. Это указывает на активное забирание металла с площадок — сигнал о высоком уровне потребления и недостатке новых поступлений.
Одновременно усилился интерес со стороны финансовых игроков. По данным CFTC, инвесторы активно наращивают long-позиции, демонстрируя уверенность в продолжении роста. Рынок больше не реагирует только на макроэкономику — он начинает ценить стратегическую важность меди как ключевого элемента энергоперехода.
По данным International Copper Study Group, за первые семь месяцев 2025 года потребление рафинированной меди выросло на 6,5%, до 16,5 млн тонн, тогда как производство увеличилось лишь на 3,8%. Добыча руды также выросла на аналогичные 3,8%, но этого недостаточно для покрытия растущего спроса.
Ещё год назад ожидался профицит, но теперь очевидно противоположное: баланс сместился в сторону дефицита. «Без ускоренного ввода новых проектов к середине 2030-х мы рискуем столкнуться с серьёзным разрывом между спросом и предложением», — отмечает Вадим Петров из ФГБУ «ВНИИ Экология».
Особую роль играет Китай. Помимо роста производства электромобилей, страна массово инвестирует в возобновляемую энергетику: только в 2024 году было введено 279 ГВт солнечных станций. Для передачи этой энергии требуется огромное количество кабельных сетей, трансформаторов и оборудования — всё это потребляет медь.
Кроме того, есть данные о возможном возобновлении программы накопления стратегических запасов. Даже если объёмы остаются конфиденциальными, исторический опыт показывает, что такие закупки могли составлять 1–2% мирового спроса — достаточно, чтобы создать мощный рыночный импульс.
Медь больше не просто промышленный металл. Она стала структурным компонентом энергоперехода:
На один электромобиль уходит до 80 кг меди (в 4 раза больше, чем на авто с ДВС);
Ветрогенераторы и солнечные станции используют её в 4–6 раз интенсивнее, чем угольные или газовые электростанции.
К 2030–2040 году на «зелёные» технологии может приходиться до 45% всего потребления меди. Это делает спрос нециклическим — он будет расти независимо от колебаний экономики.
Администрация США, стремясь защитить внутреннюю промышленность, ввела 50-процентные пошлины на импорт меди с 1 августа 2025 года. Однако этот шаг может обернуться бумерангом: Америка зависит от внешних поставок, импортируя около 50% катодной меди из Чили, Канады и Перу.
При этом собственные мощности по переработке концентрата ограничены. Вместо ограничения импорта логичнее было бы развивать внутренний передел — например, через контроль экспорта лома. Сейчас же тарифы повышают издержки американских производителей, не решая коренных проблем.
Главная причина дефицита — десятилетия недоинвестирования в горнодобывающую отрасль. Разработка нового месторождения занимает 15–18 лет, а сроки постоянно растут из-за экологических, юридических и социальных барьеров. Крупных проектов практически нет: из реально значимых — перезапуск Cobre Panama, Tampakan на Филиппинах и Баимский ГОК в России, но все они — не ранее 2028–2029 годов.
При этом себестоимость добычи растёт: качество руды падает, затраты на энергию и воду растут. Если цена опустится ниже $8500 за тонну, многие проекты окажутся убыточными. Это создаёт нижнюю границу для цен, особенно на фоне ожиданий дефицита в ближайшие годы.
Преодоление отметки в $10 000 — не временная вспышка, а признак фундаментального сдвига. Медь больше не подчиняется старым правилам циклических рынков. Теперь она движется под влиянием технологической трансформации, геологического истощения и стратегического дефицита.
Аналитики ожидают, что к концу 2025 года цена достигнет $11–12 тыс. за тонну, а в последующие годы останется на повышенном уровне. Без масштабных инвестиций и ускорения ввода мощностей медь будет оставаться одним из самых востребованных и дорогих промышленных ресурсов XXI века.
С 2017 года сотрудники Алтайского биосферного заповедника регулярно погружались к затонувшему теплоходу и проводили мониторинг объекта на отсутствие явных следов разлива ГСМ. Анализ проб показывал лишь следовые концентрации нефтепродуктов.
Но время идет, озеро уже начало постепенно переваривать то, что попало к нему. Несмотря на то, что судно в неплохом состоянии, сохранилась отслоившаяся краска, радовали глаз целые иллюминаторы, коррозия сделала свое дело и металл начал «плакать» сталактитами из ржавчины Роман Воробьёв Дайвер и сотрудник Алтайского заповедника
С 2017 года сотрудники Алтайского биосферного заповедника регулярно погружались к затонувшему теплоходу и проводили мониторинг объекта на отсутствие явных следов разлива ГСМ. Анализ проб показывал лишь следовые концентрации нефтепродуктов.